Ретро книги

Martin Ivanov, Ralitsa Simeonova-Ganeva, Kaloyan Ganev, Paths of Development: Compilation of a Component- based CPI for Bulgaria and Real Prices of Key Commodities for the Period 1750-2020, Scientific conference “Dilemmas of Development” of the Centre for Economic History Research (CEHR), Evlogiy and Hristo Georgievi Foundation and the Faculty of History, University of Veliko Turnovo, 23-24 September 2022, Karlovo, Bulgaria

Martin Ivanov, Ralitsa Simeonova-Ganeva, Kaloyan Ganev, Long-term Consumer Price Dynamics in Bulgaria, 1750-2020, Proceedings of the Centre for Economic History Research, Volume VII At: CEHR, November 2022, Varna, Bulgaria

_________________
"Caminante son tus huellas el camino y nada más;
caminante, no hay camino, se hace camino al andar." -- Antonio Machado

Загледах се в цените на годишника, че то Русе по- скъп град бил навремето от Пловдив и София.

Имаше една градация на лъжите: лъжа - нагла лъжа - статистика. Very Happy

	Цитат:
	Загледах се в цените на годишника, че то Русе по- скъп град бил навремето от Пловдив и София.

Не е чудно - виж и данъците, особено поземления, явно в Русе стандартът е бил по-висок.
Стефан Попов пише в спомените си, че когато се преместили от Русе в София (ако не бъркам през 1906 г.), то столицата му се видяла едно село.

Да, а пък предците на Станчовия род по кърджалийското време в края на XVIII в. предприемат преселване от Берат в Свищов (550 km по права линия), както разказва в спомените си Димитър Станчов.

_________________
"Caminante son tus huellas el camino y nada más;
caminante, no hay camino, se hace camino al andar." -- Antonio Machado

Да Свищов ,Русе ,Видин ,Лом по реката са били живи градовете и са просперирали.

Реших да ознаменувам 3 март, деня на Освобождението, с разказ за един от най-ценните екземпляри в моята колекция: възвание към Великите сили от Александър Стоилович Бойоглу Екзарх Болгарин (1810-1891). Всъщност „екзарх“ е никнейм, казано на днешен език, на Александър Боев от Стара Загора, с който той остава в историята. Един изключително образован и социално издигнат български просветител, учил в Букурещ, Будапеща и Мюнхен, следвал в Париж математика (колега!) и медицина, преводач и 14 години издател на авторитетния „Цариградски вестник“, организирал изграждането на „желязната“ църква „Св. Стефан“ в Цариград и десет години (1866-1876) съветник при посолството на Османската империя в Париж. Интересен факт в биографията му е, че два пъти се кандидатира за княз на България. Трогателно до сълзи е самото издание на възванието „въ Паришь“ на 23 януари 1843: очевидно в невъзможност да намери кирилска типография, осемте страници са отпечатани на литография от собственоръчния ръкопис на Александър Екзарх!

Съществува и текст на френски, отпечатан „нормално“. Заглавието е „Напис ради Болгаров, представлен на Високата Порта и петте велики сили Галлия, Англия, Россия, Пруссия и Австрия!“. Възванието е запазено само в няколко централни библиотеки. Един допълнителен елемент, който прави уникален моя екземпляр, е дарственият надпис „На Г-н Министра Цв. Бобошевски“, който е заемал много министерски постове в различни правителства, докато накрая е регент на Симеон Втори (за съжаление годината на подаръка не е вписана, името на дарителя също не се чете). Съдържанието е, най-меко казано, просветителско: в него не става дума за отхвърляне на османското владичество. Напротив, говори се за коректно „присъствие“ в рамките на империята, но с духовна автономност, от която би спечелила самата империя. Дипломатически, та дори бих казал велзевулски текст! Ето един цитат: „Болгария е едно от най-благодатните места на Землята: со своето географическо положение, со своят многочисленний работливий и добронравний народ, види се да е призвана на едно важно будуще.“

Следващият параграф е, може да се нарече, визионерски за стратегията на Александър Екзарх: „Болгарите, ако и да са покорени сос завоеванието от Турците от четири века насам, приемат обаче Отоманското владение като едно СБИТОЕ [свършено] ДЕЛО. В това истото нихно положение ищат да намерят основанието на своята свобода да си покажат народството и да се поучат в своите правдини. Они желаят да учинат своето отечество свободно и присоединено на Турското царство.“ [Подчертаното е от автора.] Алгоритъмът е ясен: за да престанат „мятежите, които се часто подигат в Болгария, должност и полза има Високата Порта както и сичките Сили приятели союзници и заступници нейни“... да се извърши дословно похвалният Гюлхански Хати-Шериф, „памятник сочинен от великото Решид-Пашово остроумие“. Следват шестте страници на възванието към Великите сили да подпомогнат образованието на българските младежи в европейските държави, от което ще спечелят и българите, и Османската империя. Изрично във възванието са споменати и турските младежи, живеещи в пределите на България. Изредени са всички елементи на духовната автономия: европейско образование, книжнина, просвета в българските земи, лоялни граждани на империята вместо метежници. През 1843 толкова.

Честит празник!

На днешна дата, 5 март 1953 г. в 21:50 московско време на вилата си в Кунцево (Ближняя дача) умира Вождът на народите Йосиф Висарионович Сталин. По този повод в моята огромна книгохранителница, в отдела 'Rara" има подходяща книга. Това е една малка студия от 150 страници с "бронираното" отвсякъде езотерично заглавие "Хомоморфизми и модели. Логическо-алгебрични аспекти на моделирането". Авторът ѝ е известен математик, Юрий Гастев, годината е 1975. Книгата има популярно-философски характер и затова не съдържа нито една формула. Заради обзорния си характер обаче съдържа огромна библиография от 232 заглавия, много от тях философски. По тази причина на никого не прави впечатление една загадъчна статия под номер 55 със заглавие "The breath of the death marks the rebirth of spirit" (Диханието на смъртта бележи възраждането на духа). Като автори на статията са посочени J. Cheyne и W. Stokes, публикувана е в най-авторитетното философско списание 'Mind" от март 1953. В предговора Гастев изброява двайсетина колеги, за които признава, че са му оказали най-голямо влияние, и сред тях се мъдрят никому неизвестните Дж. Чейн и У. Стокс. Разбира се, зрящите приятели, а най-вероятно преди тях зрящите неприятели веднага правят асоциация с тревожните съобщения в "Правда" от 4 март, които карат световната прогресивна общественост да изтръпне: техният вожд е изпаднал в "дишане по Чейн и Стокс", което е особено поемане на въздух в предсмъртна агония. Аха, ето какво били писали в 'Mind" през март 1953! Шегичка, ще каже някой, но за такива шегички по времето на Брежнев пращаха в псиатрични клиники. Но пък е истина, че упоменатото дишане отбеляза възраждането на духа. Амин!

Дыхание смерти знаменует возрождение духа

Юрий Алексеевич Гастев — человек искрометного ума и тяжелой судьбы. Абсолютно беспартийный во всех смыслах и тем самым образец политического поведения для целого поколения, он был первым, кто начал употреблять местоимение «я» на научных собраниях и в печати в начале 60-х годов, в то время, когда все прятались за безликим «мы». Глупцы считали, что это нескромно. На самом деле это «я» было олицетворением мужества и ответственности. Его жизнь не распадалась на поступки, она сама была и остается одним большим поступком. Несмотря на лагерь и многолетние преследования, он абсолютно молод, и я не могу поверить, что ему исполняется 65.

Владимир Лефевр, 1993

* * *

Эта история очень мила моему сердцу. Я так давно и так часто рассказываю ее, что многие привыкли считать меня ее автором. Между тем я лишь прилежный пересказчик принадлежащих истории фактов, летописец, что ли.

...Начало моей истории относится к памятной дате 5 марта 1953 года. Уже пару дней радио торжественным голосом диктора Левитана передавало о "постигшем нашу партию и народ несчастьи: тяжелой болезни нашего Великого Вождя и Учителя Иосифа Виссарионовича Сталина (наверняка перечислялись еще какие-то титулы и должности, но я их не запомнил).

Происходило все это в глухом заснеженном поселке на юге Эстонии, почти на границе с Латвией, в туберкулезном санатории. Очень, надо признать, удачливому (рано сел - рано вышел), тут мне определенно не везло: заболев в Свердловске, где я работал на минометном заводе, в морозную и голодную зиму с сорок второго на сорок третий, я исхитрился попасть в детский санаторий, где меня поставили на ноги за три месяца, да так, что потом в лагере не удалось ни разу "закосить"; а вот на воле, не выдержав, видно, перенапряжения, такую новую вспышку заработал, что меня сочли непригодным даже для спасительной операции и положили теперь вот сюда - хоть малость для начала подправиться.

В нашей камере - виноват, палате! - кроме меня, было трое: чернявый слесарюга, каждое утро озабоченно подсчитывавший мелочь на опохмел, непонятного возраста маразматик, то и дело проверявший, нет ли где сквозняка (почему-то в тюрьмах и больницах никогда без такого, хоть одного, не обходится), и еще один, небольшого роста (почти как я), то ли Николай Васильич, то ли Алексей Семеныч, как-то так. Он был врачом (не знаю уж, какого профиля) и считал себя бо-ольшим интеллигентом, что проявлялось у него в необыкновенной аккуратности и обходительности: выбрит, причесан, всегда в костюмчике, при галстучке. Говорит все больше об ученом: про инфекции какие-то свои, про витамины или про образованность, и как без нее плохо... От нечего делать мы часто играли с ним в преферанс по полкопейки. Он почти всегда выигрывал и, закрывая очередную пульку, говорил удовлетворенно и оч-чень вежливо: "Два тридцать семь (или, скажем, три сорок две) с Вас, Юрий Алексеевич"...

Так вот, слушаем мы, с утра пораньше, радио. Каждый в свой угол уставился (упаси Бог комментировать!), физиономии у всех приличествующие случаю, сурьезные: не то чтобы очень скорбные, но и не глумливые, ни-ни! А Левитан эту первую утреннюю передачу на такой церемониальной ноте начал, будто вот-вот салют объявит в честь взятия Рязани или снижение цен на кислую капусту: "За прошедшую ночь в здоровьи товарища Сталина наступило серьезное у-худ-шение!..".

(Я вздрогнул малость, но сдержался.) "Несмотря на интенсивное кислородное и медикаментозное лечение (го-лос диктора все крепнет!), наступило ЧЕЙН-СТОКСОВО ДЫХАНИЕ!".. Смотрю, наш Василь Алексеич, всегда такой выдержанный, воспитанный, голоса не повысит, тут аж вскочил: "Юра, - говорит, - пора сбегать!!"

Меня, признаться поразило тут не предложение "сбегать", само по себе, согласитесь, в шесть утра более чем уместное, а совершенно немыслимое для церемонного Семен Николаича фамильярное обращение "Юра". Серьезное, думаю, дело, но хочу удостовериться:

"Так ведь вроде бы, - говорю, - еще ничего такого не сказали?"... Но Василь Семеныч тверд и непреклонен: "Юра, - повторил он, приосанившись, - я ведь как-никак врач! Ди-пло-ми-рованный!! Знаю, что говорю: Чейн-Стокс - парень ис-клю-чи-тельно надежный - ни разу еще не подвел!" Ну, тут уж до меня доходит: дела нешуточные, не до дискуссий - одеваясь на ходу, без разговоров бегу в магазин. Раннее утро: луна, фонари, сугробы - ни души. Магазин, естественно, закрыт - ни огонька в двухэтажном домике, замок на двери. Но не отступать же! Где, думаю, может жить продавец? - ну, ясно же, на втором этаже! По боковой лестнице наверх, стучу, вна-чале тихонько - ни звука. Сильнее стучу, кулаками, ногами, вовсю!... "Kurat, kurat*, - слышу издалека, - та што ше это такое, спать не тают, опять эти русские сфиньи, schweine, а-а, напились, kurat, kurat!.." Он перевел дыхание на секунду, а я - ладони рупором - и как можно отчетливее:

"Откройте, пожалуйста, очень надо!" Он, подходя к двери, совсем уже другим голосом: "А што, расфе уше?!"

"Да-да, в том-то и дело!" - "Ни-че-фо не понимаю! Я только што слушал ратио, там какое-то тыкание..." - "Вот-вот, у нас в палате врач, говорит: все в порядке!" - "Та што фы кофорите! (открывая дверь) Ой, исфините (в хала-те, с керосиновой лампой), я ф таком фите! ("Да что вы, пожалуйста!")... Снаете, эти русские (смущенно косится на меня - я ободрительно улыба-юсь: "Да ради Бога!") часто куликанят, напьются, я не срасу понял... (торопливо вниз по ступенькам) Фам, наферно, фотку, та? Сколько?" - "Сейчас посчитаю, на сколько хватит - ну, уж бутылку во всяком случае" - "Перите тфе! Я ше снаю. фы фсе рафно снофа притете, постоянный покупатель, я не срасу уснал, исфините!" - "Ну спасибо, извините и вы, что разбудил" - "Та што фы, Коспоти, прикотите кокта только сакотите!"

...Миленький, он, видно, решил, что я теперь всегда с такими добрыми вестями буду приходить!!"

Расстались мы вполне друзьями, и я сильно подозреваю, что в тот день еще до открытия магазина он так же адекватно отметил наступление чейн-стоксова дыхания, как и я со своими случайными сопалатниками. Поди ж ты: не только забывший все свои цирлих-манирлих Николай Алексеич, гордый, что оказался в столь ответственный момент на должном профессиональном уровне, и всегда готовый принять дозу слесарь-брюнет, но и ветробоязненный старикан оказался на поверку вполне призывного возраста и выкушал свою долю из двух принесенных мной поллитр очень даже усердно и без лишних слов.

...Вспышку мою туберкулезную тогда как рукой сняло. И каждый год с тех пор в славный день пятого марта, в компании друзей уже не случайных, мы пили за светлую память Великого Благодетеля Человечества, избавившего его от самого гнусного мерзавца за всю его многотрудную и многослезную историю - за неведомого нам раньше доктора Чейн-Стокса, такого теперь родного и близкого. История моя в ее каноническом виде на этом, собственно, кончается; одна-ко впоследствии она получила продолжение.

Прошли реабилитации, "оттепель", сно-ва заморозило. В самом начале семьдесят первого года мне, хоть и выгнан-ному по "подписантским" делам в шестьдесят восьмом с университетской кафедры, приспела, наконец, пора диссертацию защищать. За день-два до защиты, в самый разгар предбанкетных питейно-жратвенных хлопот, меня вдруг осенило: Господи, да что ж это такое! Завтра ведь, глядишь, мне предстоит после защиты благодарности выражать своим учителям. Никого, казалось бы, не забыл, Алека Вольпина**", конечно, своего отца, других достойных людей... Ну, а как же Чейн-Стокс?! Ведь я, идиотина, за все эти годы не удосужился ни имени его полного узнать, ни титулов, ни где, когда, чего делал и писал! Нехорошо!!

Побежал в библиотеку, смотрю Большую Советскую Энциклопедию - нету там моего Чейн-Стокса! И в Малой, понятно, нет. Нет ни у Брокгауза и Ефрона, ни в Гранате. Посмотрел в Encyclopaedia Britannica - нет! В Encyclopaedia Americana - тоже. Ни в Italiana, ни в Laruss - ну что ты скажешь! Постой, постой: а в Медицинской Энциклопедии? Ага, наконец:

"Чейна-Стокса дыхание - так называемое периодическое***" (апериодическое) дыхание, наступающее незадолго до клинической смерти... Синдром Ч.-С. д. описан впервые врачами Дж. Чейном (1827), а затем, подробнее - У. Стоксом (1857)...**** В конце, как обычно, библиография, обе основные статьи опубликованы в Дублине... Вот тебе и "надежный парень" - так их двое, оказывается! Но все равно славные ведь ребята - рыжие, небось, веселые, выпить не дураки...

К концу ритуала защиты мне, как водится, дали несколько минут для дежурных благодарностей. Все имена, в том числе и свое, Алек Вольпин воспринял как должное, спокойно, но когда услышал, что "особенно мне бы хотелось отметить глубокое и плодотворное влияние, оказанное на меня выдающимися работами доктора Джона Чейна и доктора Уильяма Стокса, и в первую очередь их замечательный результат 1953 года, которому не только я в значительной мере обязан своими успехами, но и все мое поколение", - он подпрыгнул, вытаращив радостно глаза и явно намереваясь что-то немедленно сказать... Моей жене с трудом удалось усадить его и утихомирить. Оживились и заулыбались и другие мои друзья, сами не раз поминавшие в Светлый Праздник 5 марта "доктора Чейна-Стокса", - но оппоненты и члены Ученого совета оставались невозмутимы... Вечером у нас собрались человек пятьдесят, примерно столько же на следующий день, приходили и потом - главными героями застолья были, естественно, доктора Чейн и Стокс...

Летом 1974 года у меня прошли четыре обыска, несколько раз вызывали на допросы в КГБ. Институт, где я работал, наполовину разогнали, наш сектор - целиком. Не удерживался я теперь подолгу и на других работах. В общем, дело дрянь. Но - странные вещи все-таки творились в нашей удивительной стране: как говорил граф А.К. Толстой, "земля наша обильна, порядка в ней лишь нет". И вот это благодетельное отсутствие порядка проявилось в моем случае еще раз, причем совсем уж удивительным образом. Заботами КГБ меня почти перестали печатать, в частности, я лишился одного из основных источников заработка - заказов на статьи от философской и математической редакций Большой Советской Энциклопедии. Но - парадокс? - в пяти минутах ходу от издательства "Советская Энциклопедия", закрытого теперь для меня, в другом, не менее советском, издательстве "Наука" набирались тем временем корректуры моей книжки "Гомоморфизмы и модели" - расширенного изложения моей кандидатской диссертации (относись я с большим почтением к своей персоне, непременно сказал бы "краткого изложения докторской": смысл тот же, но как звучит!). Каждая корректура, при надлежащей бдительности редакторов, цензоров и их партийно-гебешных "кураторов", легко могла стать последней, так что я на всякий случай исхитрялся всякий раз оставлять один экземпляр себе, чтобы в случае чего иметь хотя бы теоретическую возможность издать книжку за границей.

Но битому неймется: из чистого уже хулиганства я буквально начинил текст ссылками на сочинения своих многочисленных одиозных друзей и знакомых: сидящих, сидевших ранее, эмигрировавших или просто "неблагонадежных", как сам я в ту пору. Мало того, я выразил благодарность в предисловии, в числе прочих таких "негодяев", все тем же добрым приятелям Чейну и Стоксу, а чтобы старая шутка не приелась, я освежил ее, приписав этим уважаемым авторам статью под изобретенным тут же названием The Breath of the Death Marks the Rebirth of Spirit ("Дыхание смерти знаменует возрождение духа!"), датировав ее, как легко догадаться, мартом 1953 года. И, как ни смешно (прав был граф Алексей Константинович!), книга вышла со всеми этими безобразиями: ну, не было у большевиков порядка, нет.

...Все же кто-то из читателей оказался бдительней ученых редакторов и "настучал" куда надо (по труднопроверяемым слухам, "сигнал" исходил из ГДР): в результате в начале 1976 г. появилось специальное постановление Редакционно-издательского совета Академии наук СССР за подписью ее тогдашнего вице-президента Федосеева: "О грубых ошибках, допущенных издательством "Наука" при издании книги Ю.А. Гастева "Гомоморфизмы и модели". В этом удивительном документе в лучшем бюрократическом стиле говорилось, что "ответственный редактор Такой-то безответственно отнесся к своим обязанностям", а другой "ответственный редактор Имярек не проявил должной ответственности и принципиальности". Обруганы в постановлении рецензенты, и издательство, и рекомендовавший книгу к печати Совет по кибернетике. О самой книжице было лишь глухо сказано, что "издательство "Наука" совершило грубую ошибку, опубликовав книгу, содержащую серьезные идейные пороки, особенно (? - Ю.Г.) в предисловии и списке литературы". Особо зловредными были признаны упоминания о Вольпине; анекдот же с Чейном и Стоксом был обойден молчанием - видимо, в силу полного уж его неприличия.

Все действующие лица истории (кроме меня, конечно) - люди партийные, и все, как у них водится, "схлопотали" по выговору. Только меня нечем было наказать - со всех работ к тому времени меня выгнали уже окончательно, печатать прекратили еще раньше. Саму книгу не пришлось изымать из продажи, благо она тут же разошлась...

Смех, конечно, смехом, а ведь все же как-то не принято ссылаться в научных изданиях на ненаписанные работы - нехорошо! И я дал слово себе и своим друзьям искупить этот грех, опубликовав со временем под псевдонимом J.Cheyne & W.Stokes текст под названием The Breath of the Death Marks the Rebirth of Spirit. Настоящая публикация - выполнение этого обещания...

Юрий Гастев

---

* Черт (эст.) - самое распространенное эстонское ругательство (вроде французского merde; достаточно известны, впрочем, и энергичные русские эквиваленты.

** Александр Сергеевич (Есенин-) Вольпин (р.1924) - выдающийся математик-логик, философ, поэт. Активный участник правозащитного движения в СССР, первым в явной форме сформулировавший его морально-правовые принципы. Начиная с 1949 года подвергался репрессиям МГБ-КГБ. С 1972 г. живет и работает в США.

*** Тот год вообще располагал к эйфории - уже летом a la Cheyne-Stokes захрипел Берия, и в народе весело запели:

Цветет в Тбилиси а-лы-ча -
Не для Лаврентий Па-лы-ча,
А для Климент Ефре-мы-ча
И Вячеслав Миха-лы-ча!..

И легко понять рассказчика, встретившего, под свежими впечатлениями. Новый 54-й год такими вот строчками - если и проходящими по ведомству "поэзии", то разве лишь прикладной:

В этот вечер, такой новогодний,
Я напьюсь, как последний скот.
Боже, как я доволен сегодня
- Только жалко мне Старый год...
Старый год - славный год черт возьми его!
- ЧЕРНЫЙ год для КРАСНЫХ грузин.
Будем пить до ЗЕЛЕНОГО змия
За конец остальных образин!
Будет долгой веселая пьянка,
Хватит водки и винегрета.
Не страшны нам ни Кремль, ни Лубянка.
Начихать нам на все запреты.
Провожая веселый год,
Мы содвинем свои бокалы,
Чтоб еще лет на тридцать вперед
Дважды в год по вождю подыхало!..

Юность нетерпелива: ей бы все сразу, нет чтобы повременить, ведь как раз тридцать лет ушло на то, чтобы наш гуманный тост только начал сбываться - зато теперь можно и повременить, так стремителен и чудесен бег времени... (Последняя фраза - единственная, добавленная к этому тексту после объявления "перестройки". - Ю.Г.)

**** В том, полагаю, смысле, что временами оно есть, а временами - нет. (Примечание Ю.Г. [1993], а не Ч.-С.)

_________________
"Caminante son tus huellas el camino y nada más;
caminante, no hay camino, se hace camino al andar." -- Antonio Machado

Чудесно допълнение! Разказът, който съм чул и който предадох, в общи линии съвпада с оигинала, макар и, както казваше проф. Тагамлицки, "без бемоли и диези". А тук имаме пълната партитура. Благодаря, Ведрине! Нека само да допълня, че единият от отговорните редактори на книгата, Юрий Шрейдер, беше от логико-математическата гилдия, както и споменатият Есенин-Волпин, когото бая измъчиха в "психушки", докато го изгонят на Запад. И двамата са знаели за "Чейн-Стокс".

2200 прочита на тази тема ми дават смелостта да се надявам, че тя предизвиква интерес, макар че очаквам участието в нея на по-компетентни от мен. Моето участие е чисто колекционерско. Е, вярно е, че петдесетина отваряния на темата са мои, докато пиша мнения, но все пак интересът е налице, IMHO. Very Happy

Владо в една друга тема ме отплесна към турците-тюрките и прочие тъмни векове в нашата история. Аз пък веднага се закопах в моята книгохранителница, където разгърнах две оригинални издания: "Горский пътник, повествителен спев от Г. С. Раковскаго, списан в лето 1854, печятан же в лето 1857". И втората книга, "Няколко речи о Асеню Пьрвому, великому царю българскому и сину му Асеню Второму, от Г. С. Раковскаго, 1860". Зачетох се, и... се загубих! Както се досещате, четенето бързо ме отведе към другите произведения на Раковвски, които благосклонно са налице в дигиталната библиотека на старопечатните книги. И тогава вече окончателно онемях! Познаваме Раковски от неговите легии, знаем го като първи организатор на координираното освободително движение, будител, журналист и какво ли още не. Знаем го и с наивните му аргументи в полза на българския протоезик и българското протоплеме. Амбиции, които днес наблюдаваме у македонците. Порази че обаче друго: сведенията и детинските паралели, които прави, са влачени от стотици кладенци и хиляди километри! Това е някакъв океан от знания, макар да е пълнел бъчва без дъно. Направо недоумявам, откъде е намирал туй време да се рови по библиотеките? То не са паралели, не е чудо! Ако трябва да се проследят научно неговите исторически и лингвистични амбиции, ще се напишат поне десет докторски дисертации. Не знам да са написани, вероятно просто защото не знам. Аз обаче спирам само до възхищението си от този начетен ентуасиаст и по-нататък ще цитирам някои характерни пасажи от писанията му. Стига да има интерес, разбира се. Shocked

След като летящото килимче ме отнесе назад към люлката на алгебрата и заварих калабалък пред вратата на тази одая, се осмелих да се разпростра върху темата за алгебрата. Става дума за великия Ал-Хорезми, дал името на две най-актуални математически понятия: алгебрата и алгоритъма (третото велико откритие на арабите, алкохола, не го дължим на него или поне нямаме сведения за връзка с него). Преди да почна по същество, ще спомена едно мое често използвано оправдание. Когато направя поредния гаф на някоя каса, аз обяснявам: „Извинявайте, госпожице, но аз съм математик и не работя с цифри, а с букви!“ Сега ще ви разкрия истината за „двете“ математики. Началната, която помним от отделенията, е аритметиката. Тя работи с числа: правила за събиране „в колонка“, таблица за умножение и пр. В прогимназията обаче идва алгебрата. Тогава се появяват буквите и зловещото „х“. Това „х“ участва например в любимите ни задачи за басейни или за срещата на мотоциклетист с автомобил нейде по магистралата на Бойко Борисов. Откъде идват тези букви? Не, не идват от Ал-Хорезми. Идват от Франсоа Виет, умр. 1603 г., който ви е известен от „формулите на Виет“ за корените на квадратното уравнение. Помним ги, нали? Е, преди Виет всички уравнения, с които днес си лягаме и ставаме, са били записвани с думи. Специално за неизвестното е била използвана думата „вещ“, или „нещо“, която идва от арабските математици, най-продуктивният от които е Ал-Хорезми. Тази „вещ“ преминава като „res” у Фибоначи (12. век) и нататък до нашето х. Та казвам, в трактата на Ал-Хорезми е „вещ“. Тая „вещ“ може да пътува в равенствата, като се прибавя към другата страна, ако първоначално е била изваждана (ал-джабр), или да се изважда едновременно от двете страни (ал-мукабала). Ето я и алгебрата! А къде е алгоритъмът? Етимологично той е в името на математѝка от града Хорезъм, но функционално той е свързан с методиката за решаване на задачи: точни предписания, които да бъдат следвани, защото те ще дадат отговора на задачата без никакво изобретателство. И днес това е представата за алгоритмите в съвременната информатика.

Думата ми е за книгата с математически трактати на Абу Джафар Мухамад ибн Муса ал-Хорезми, живял през 8 – 9 в. Руският превод от 1983 може да се смята за рядък, защото е в тираж 1800 бройки, от които поне 100 са продадени в България, а само научните библиотеки в СССР са били десет пъти по 1800. Но така беше – бяхме привилегировани да купуваме за лев-два недостъпни иначе книги. Трактатът на Ал-Хорезми обаче е интересен и защото малко хора са се зачитали в него. Всеки знае, че съдържа някакви правила за решаване на уравнения, но какви са самите задачи? Тука започва крамолното! Съдържанието на много от задачите се отнася за дележ на наследство, в което участват наложници. Сиреч, бащата умира, като оставя в наследство наложница, която струва еди-колко си дирхема, ама е била използвана (амортизирана демек) определен брой години, та как да се разпредели нейната стойност между разнородните наследници? Мога да твърдя, че повечето задачи биха предизвикали непреодолим смут дори у най-големите специалисти по семейно право, ако трябва да решат в числа разглежданите казуси, макар да използват алгоритмите на Ал-Хорезми! Ще дам само един пример, взет от главата „Възнаграждение за съжителство при кръгообороти“. Ситуацията е направо драматична: един човек предава на друг робинята си, докато е болен, като цената ѝ е 300 дирхема, а възнаграждението за съжителство с нея (сиреч амортизацията) е 100 дирхема. Този, който я приема, живее известно време с нея, но понеже и той се разболява (нефелен става, както разбираме), връща я на първия, който отново живее с нея. Въпросът е колко получава всеки от двамата и колко им е наследството? След цяла страница сметки по прехвърлянето на робинята от единия мъртвец на другия идва балансът: първият собственик „завещава“ на втория сто и два дирхема, а вторият дължи на първия двайсет и един дирхема. Цялата абракадабра на Ал-Хорезми завършва с думите: „Аллах знае най-добре!“ Инш Аллах!

Сотиров написа:

Ще дам само един пример, взет от главата „Възнаграждение за съжителство при кръгообороти“. Ситуацията е направо драматична: един човек предава на друг робинята си, докато е болен, като цената ѝ е 300 дирхема, а възнаграждението за съжителство с нея (сиреч амортизацията) е 100 дирхема. Този, който я приема, живее известно време с нея, но понеже и той се разболява (нефелен става, както разбираме), връща я на първия, който отново живее с нея. Въпросът е колко получава всеки от двамата и колко им е наследството? След цяла страница сметки по прехвърлянето на робинята от единия мъртвец на другия идва балансът: първият собственик „завещава“ на втория сто и два дирхема, а вторият дължи на първия двайсет и един дирхема. Цялата абракадабра на Ал-Хорезми завършва с думите: „Аллах знае най-добре!“ Инш Аллах!

Представих си какъв рев би се надигнал ако подобни задачи с думи намерят място в учебниците за началното училище или прогимназията...

Това повдига и разни щекотливи въпроси за изменчивите обществени порядки и в частност -- модата. Например, в края на XVIII в., наскоро след като Бенджамин Франклин изобетрява гръмоотвода, в Париж идват на мода чадъри-гръмоотводи (parapluie-paratonnerre) и шапки-гръмоотводи (chapeau-paratonnerre) с висящи до земята метални верижки за заземяване:

Десетилетия по-късно в театрална постановка отново в Париж шапката-гръмоотвод била представена като китайско изобретение.

Та, имайте предвид, че обществените порядки и в частност модата биха могли понякога да бъдат опасни за вашето здраве и дори живот. Дори и днес, също и в България.

_________________
"Caminante son tus huellas el camino y nada más;
caminante, no hay camino, se hace camino al andar." -- Antonio Machado

Опасно е само за господина под дъжда. Дамите очевидно са по-благоразумни, защото си носят шапките-гръмоотводи в салоните.

	Сотиров написа:
	Дамите очевидно са по-благоразумни, защото си носят шапките-гръмоотводи в салоните.

това е по скоро антистатик, да не се наелектризират фустите, да се вдигат и да им показват кълките...